География гениальности - Страница 108


К оглавлению

108

– Идемте, – внезапно предлагает Малоун, – кое-что покажу.

– Куда мы идем?

– Увидите.

Мы садимся в его пикап, который – в сочетании со спортивной курткой и профессорскими манерами владельца – ненадолго «ломает схему» в моем мозгу. Однако я быстро прихожу в себя. Через несколько минут мы останавливаемся на одном из тех калифорнийских перекрестков, которых избегают пешеходы. Однако нас он не пугает: мы вылезаем из пикапа прямо посреди улицы. Мимо проносятся машины, водители которых смотрят на нас как на марсиан (или нет – как на людей с Восточного побережья).

– Место не очень удобное, – намекаю я.

– Вы лучше представьте, что сейчас 1967 год.

– Представил. Может, теперь пойдем?

– И сейчас пять или шесть часов вечера. Будний вечер.

– И что?

– Вы стоите тут и видите парня на велосипеде. Он поплавал в Стивенс-Крик и сейчас возвращается домой. Он выехал вот оттуда и проедет вот там, чтобы срезать дорогу. А вот еще один парень – тоже на велосипеде. А по Фримонт-авеню мчится «мерседес», направляясь к загородному клубу Los Altos. Первый парень – Стив Возняк, изобретатель персонального компьютера. Второй парень – Тед Хофф, изобретатель микропроцессора. Тип в «мерседесе» – Роберт Нойс, один из изобретателей интегральной схемы, основатель Fairchild и Intel. Итак, интегральные схемы, процессоры, компьютеры… Сколько денег это будет по современным меркам? Десять триллионов долларов. И это определяет современный мир.

– Но это же просто перекресток?

– Вот именно. Что может быть характернее для Кремниевой долины, чем перекресток с автострадой в предместье, на котором пересеклись пути гениев?

Места, как и картины, могут быть аляповатыми. Их цветистость отвлекает от серьезной задачи. Но в Кремниевой долине этих проблем нет. Главная артерия региона, Эль-Камино-Реал, с ее автомастерскими, химчистками и фастфудами, имеет самый заурядный вид. Как мы уже знаем, гениальность не нуждается в роскоши. На протяжении столетий гении творили в непритязательной обстановке. Эйнштейн разработал общую теорию относительности за кухонным столом в скромной квартирке в Берне.

Гению не нужны необычные условия, поскольку он видит необычное в повседневном. Вещи повседневные (и с виду скучные) подчас важнее всего. Взять хотя бы «слабые привилегированные акции». Звучит не так соблазнительно, как «часы Apple Watch» или «гугломобиль», но это одна из главных инноваций Долины, которая внесла немалый вклад в ее успех. Благодаря таким акциям появилась новая фондовая структура, которая облегчила создание компаний. Занудно, но важно.


На протяжении всего своего визита в Кремниевую долину я никак не могу отделаться от воспоминаний и ассоциаций. То и дело меня посещает мысль: «Минутку, это уже было! Так делали в Афинах (или Флоренции, или Ханчжоу)». Я не произношу это вслух, а то люди вокруг могут расстроиться: слишком уж сильна иллюзия, что Кремниевая долина создана ex nihilo, «из ничего». Однако на самом деле Кремниевая долина – это Франкенштейн, собранный из обломков золотых веков прошлого, спаянных в нечто якобы новое.

Куда бы я ни взглянул, я вижу отголоски прошлого. Как и в Древних Афинах, людей здесь мотивирует не только личная выгода. Они работают не для себя (во всяком случае, не только для себя), а ради того, чтобы своей технологией преобразить и улучшить мир. Согласно недавнему опросу, проведенному консалтинговой фирмой Accenture, люди, работающие в Кремниевой долине, особенно внимательны к мнению людей своего круга. Как сотрудники они очень лояльны – однако их лояльность направлена не на конкретную компанию, а друг на друга и на увлеченность технологией.

Больше всего Кремниевая долина напоминает Эдинбург. Это не случайное совпадение: отцы-основатели Америки находились под сильным влиянием шотландского Просвещения. Как мы помним, гении той эпохи были не только мыслителями, но и деятелями. Они не сидели сложа руки, но пытались улучшить жизнь: «Наверняка есть лучший способ…»


Я предвкушаю встречу с Человеком, Видящим Скрытое за Углом. Так называют Роджера Макнами в некоторых кругах Долины. Венчурный инвестор и музыкант, друг и деловой партнер Боно, он обладает тем умением взглянуть на местность «с высоты птичьего полета», которое необходимо и при поклонении индусским богам, и при финансировании стартапов.

Я жду его в маленьком конференц-зале на знаменитой Сэнд-Хилл-роуд в Менло-Парке: эта улица с ее элегантными, но ординарными с виду офисами – местная Уолл-стрит. Вот и Роджер. Он выглядит в точности так, как я ожидал: синие джинсы, майка, плетеные браслеты, длинные волосы. В разговоре о деловой практике значительно чаще ссылается на Джерри Гарсия, чем на Майкла Портера. В отличие от Человека без Мобильника Человек, Видящий Скрытое за Углом, владеет несколькими мобильниками и выкладывает их на стол, словно талисманы.

Пока все хорошо. Но вообразите мое разочарование, когда он с ходу развеивает мои иллюзии про способность видеть сокрытое:

– Вздор!

Слово «вздор» я слышал с момента приезда чаще, чем слово «микрочип»…

– Ладно, – отвечаю я, – вы не видите, что делается за углом или за стеной. Но чем же вы занимаетесь?

– Изучаю историю. Занимаюсь практической антропологией. Потом выдвигаю гипотезы: какова относительная вероятность того, что должно произойти.

Это, знаете ли, напоминает старого доброго Гальтона. Как я вскоре пойму, Роджер – характерный для Долины типаж: несколько закрытый, больше тяготеющий к числам, чем к людям, но способный увидеть в нашем социальном «я» то, чего не заметят экстраверты. Для таких людей, как Роджер Макнами, Долина, царство героев-ботаников, – лучшее место.

108